В третью стражу [СИ] - И Намор

    - Этот? - Ицкович усмехнулся, тыкая себя в грудь большим пальцем левой руки, поскольку в правой держал дымящуюся сигарету. - Этого зовут Себастиан фон Шаунбург. Для друзей просто Баст. Между прочим, истинный ариец, беспощадный к врагам Рейха, и баварский рыцарь с XI века.

    - Восхищён знакомством, - как-то автоматически - и что характерно, неожиданно перейдя на английский, произнёс Степан. - Диц фон Шаунбург[51], полагаю, ваш предок?

    - По прямой линии, - усмехнувшись, ответил Олег, приглаживая ладонью волосы и тоже переходя на английский... - С кем имею честь?

    - Разрешите представиться... сэр. Майкл Мэтью Гринвуд, 3-й баронет Лонгвуд. - Произнес Матвеев привычной скороговоркой. Англичанин, как вы можете предположить, - и его голова тоже сама по себе произвела вежливый кивок.

    Теперь обе пары глаз смотрели на Федорчука, о котором одному лишь Олегу было известно, что он грек.

    - Оранжевые штаны? Три раза "ку"? Не дождётесь! - Виктор скрутил изящный кукиш. Посмотрел на него смущённо и убрал руку за спину. - Вощинин Дмитрий Юрьевич, из дворян Харьковской губернии... И, мне кажется господа, что продолжать разговор в номере...

    - Согласен, - сразу же поддержал Матвеев, нервно глянув на дверь номера. - Не то, чтобы уж очень, но очко, извините за подробность, играет. В общем, лучше, чтобы нас вместе не видели.

    - Ну-ну, - неожиданно ухмыльнулся Олег. - Похоже, у каждого из нас имеется свой скелет в шкафу. Я прав?

    - Прав, прав! - Отмахнулся Степан. - Давайте, куда-нибудь за город что ли!

    - Не надо за город. Есть у меня... - Олег, больше похожий теперь на немца или какого-нибудь скандинава, достал сигарету, покрутил в пальцах, что-то обдумывая, но не закурил. - Запоминайте адрес. Угол Керкстраат и набережной Амстель, третий этаж. Встреча через два часа. И это... Проверяйтесь там по дороге! О чем говорю, понятно?

    - Не извольте беспокоиться, герр немец! - Хохотнул явно довольный поворотом разговора Федорчук. - Хвоста не приведу! - И, прислушавшись прежде к шумам из коридора, быстро вышел, прикрыв за собой дверь.

    - Иди! - Кивнул Степан. - Иди, не маячь. Проверюсь, не беспокойся.

    (5)

    Кое-кого в столицах нескольких европейских государств, узнай они об этой встрече, наверняка хватил бы "Кондратий". Каждый из собеседников, оказавшихся в середине дня первого января 1936 года за старым круглым столом в крошечной гостиной квартиры на третьем этаже дома, что на углу Керкстраат и набережной Амстель (как раз напротив Маджери Бруг - моста Маджери), без труда назвал бы пару-другую имен кандидатов на удар, а может быть, и на расстрел. Впрочем, случись огласка, им - троим - не поздоровилось бы в первую очередь. Причем, расстрел в этом случае мог оказаться не самым худшим исходом.

    - Прослушки здесь нет, - взглянув в напряженные лица собеседников, сказал по-немецки хозяин квартиры. - Сам снимал несколько дней назад, и никому еще ничего об этой точке сообщить не успел, но орать все-таки не следует, и лучше обходиться без имен. Нынешних, я имею в виду.

    - Ну, прям как в анекдоте, - неожиданно хохотнул один из присутствующих, явно испытавший облегчение при словах хозяина. - Встретились как-то англичанин, русский и немец...

    - Жид, хохол и кацап тоже справно звучит, - поддержал шутку, переходя на украинский вариант русского, второй.

    - Шутники! - сказал на это хозяин квартиры и, быстро написав на бумажке: "официально журналист, а на самом деле гауптштурмфюрер СС, сотрудник СД, связан с Гейдрихом", с многозначительным выражением на лице подвинул гостям.

    - Ну, ты, Цыц, и конспиратор! - покачал головой "рафинированный англосакс" в твидовом костюме в ёлочку, но сам, тем не менее, говорить вслух "о сокровенном" тоже не стал, а записал на той же бумажке: "и я журналист, а так - MI-6".

    - Ох, грехи наши тяжкие! - Вздохнул Федорчук, делая свою запись. - И как же нас угораздило? Есть идеи, или об этом тоже нельзя вслух?

    - А тебе легче станет, если я рожу что-нибудь вроде "сбоя в мировых линиях" или о "пробое пространственно-временного континуума"? - Степан придвинул к себе листок, на котором под немецкой и английской строчками было выведено кириллицей: "журналист и я, а так РОВС, НКВД", и даже бровь от удивления поднял. - Ну, мы и попали.

    - Мы попали... - задумчиво пропел по-русски Ицкович и вытянул из кармана пиджака пачку французских сигарет.

    - Ты же, вроде, бросил? - Снова удивился Матвеев.

    - Бросишь тут, когда полковое знамя спи***ли, - усмехнулся не без горечи Федорчук и тоже потянулся к сигаретам. - Так что, профессор, так уж и никаких идей?

    - Идей море, - Матвеев-Гринвуд встал и на сталинский манер прошелся по комнате, рассматривая простенькие литографии на стенах. - Конспиративная?

    - А то ж, - Ицкович встал и подошел к буфету. - Выпить кто-нибудь желает? - спросил он.

    Незаметно для себя все трое перешли на русский и говорили теперь гораздо свободнее, но голосов, разумеется, не повышали.

    - Вообще-то разговор на серьезную тему... - Степан с сомнением смотрел на извлеченную из буфета бутылку коньяка и очень характерно дернул губой.

    - А я, собственно, и не настаиваю, - пожал плечами Олег, который был теперь настолько не похож на себя прежнего, что при взгляде на него у Матвеева дух захватывало. Впрочем, имея в виду, новую внешность Витьки и вспомнив, как выглядит он сам, Степан эту тему решил "не расчесывать". И так на душе было погано - хуже не куда - а тут, как назло, еще и ни одного знакомого лица. Но с другой стороны, лучше так, чем никак. Втроем все же легче как-то.

    - Ладно, - сказал он, увидев, как утвердительно кивает Олегу Виктор. - Плесни и мне немного.

    - Заметьте, не я это предложил! - Довольно улыбнулся Ицкович, а вслед за ним и остальные.

    - А не может так случиться, что это бред? - Осторожно спросил Федорчук, понюхав свою рюмку.

    - Коллективный? - Уточнил Степан.

    - У меня бреда нет, - отрезал Ицкович. - Я себя проверил.

    - А это возможно? - Сразу же заинтересовался Виктор.

    - Нет, разумеется, - Ицкович тоже понюхал коньяк, но пить не торопился. - Тут расклад настолько простой, что и говорить не о чем, но, пожалуйста, если уж так приспичило. Допустим, у меня бред, и все это, - он обвел рукой комнату и находящихся в ней людей. - Есть лишь плод моего воображения. Отлично! Но! Если бред настолько подробен, что внутри него я не только вижу и слышу, но и чувствую, то какая, собственно, разница, снится это мне или происходит на самом деле. Ведь если я обожгу палец, мне будет больно...

    - Это называется солипсизм[52]... - как бы ни к кому конкретно не обращаясь, но достаточно внятно произнес Матвеев.

    - Можешь считать меня последователем Клода Брюне[53], - пожал широкими плечами "немца" Олег. - По факту же, я знаю, что я здесь и что вы тоже здесь. Что это значит для меня? Для меня - здесь и сейчас - это единственная реальность, данная мне в ощущениях, и, как это ни дико, мне даже неинтересно знать, каким макаром меня сюда занесло! Что для нас изменится, если мы поверим, что нас, и в самом деле, запихнула сюда юная креолка, читающая на досуге Чехова?

    - Какая креолка? - Опешил Федорчук.

    - Красивая, - снова пожал плечами Ицкович. - На Фани Ардан похожа. Ну, помните, она меня ночью на улице поцеловала?!

    - Пить меньше надо! - Покачал головой Матвеев. - Но, ты уж извини, Олежек, не было там никакой мулатки, креолки, или квартеронки. Но ты прав. Потому что старичок, которому мы сдуру, да с пьяных глаз чуть не полторы тонны евро отдали, в Хароны[54] тоже не годится.

    - Какой старик? - Почти в один голос воскликнули донельзя удивленные Федорчук и Ицкович. - Какой такой Харон?

    - Вы что, не помните старика? - Подозрительно сузив глаза, спросил Степан. - И про деньги... и про желание?

    - Нет, - покачал головой Ицкович. - Постой! Витя, а у тебя кто был?

    - У меня... - Виктор провел пальцем по узким усикам и, уже начиная догадываться, куда клонит Олег. - Разумеется, мужика в военной форме никто из вас ночью не видел?

    - Нет, а кто он? - С новым интересом поинтересовался Матвеев.

    - Прапорщик Прокопенко... он в Афгане...

    - То есть, каждый из нас видел, что-то такое, чего не видели другие. - Кивнул явно довольный своей проницательностью Ицкович. - Но даже если эти трое и заслали нас сюда, что с того?

    - Н-да, - Федорчук опрокинул рюмку, выдохнул воздух носом и закурил, наконец, сигарету, которую так и крутил в пальцах.

    - И без возврата... - кивнул Степан и тоже выпил рюмку. - Во всяком случае, исходить следует из худшего, - добавил он, возвращая пустую рюмку на стол. - Наши там, а мы здесь... навсегда.

    - А я о чем? - Олег загасил в пепельнице окурок и, вытряхнув из пачки новую сигарету, "обстучал" ее об стол. - Жены, дети... Если на этом зациклиться, можно, действительно, спятить. Я "пятить" не желаю. Они живы, здоровы, а мы... Мы здесь. Из этого и надо сходить.